Рыцари в законе

За дирижёрским пультом – Филипп Жордан; в заглавной партии – Йонас Кауфман. Но в заглавной роли не только он: Парсифалей в спектакле двое, в летах и молодой – оригинальное либретто Рихарда Вагнера основательно переписано режиссёром.

Байройтская сенсация 1882 года стала венской сенсацией 2021-го, претерпев значительные сюжетные метаморфозы. У Вагнера действие происходит в средневековой Испании, в замке святого Грааля Монсальват и логове недоброго волшебника Клингзора. История – весьма непростая даже для поверхностного, событийного пересказа без учёта христианских и буддийских аллюзий – вдохновлена легендами о рыцарях Круглого стола и романами французского поэта XII века Кретьена де Труа и немецкого миннезингера XIII века Вольфрама фон Эшенбаха.

Сам композитор почитал свой труд за «торжественную сценическую мистерию», религиозный церемониал, отчего, как гласит уже оперная легенда, запрещал аплодисменты, мол, не развлекаться зрителям предлагают, а принять участие в священнодействии.

Серебренников спускает «Парсифаля» с небес на землю.

Монсальват стал тюрьмой (а короли и рыцари – узниками),

клингзорский замок – редакцией глянцевого журнала. А колдунья Кундри (выдающийся вагнеровский дебют Элины Гаранчи) – журналисткой, состоящей с белым богатым мужчиной-главредом Клингзором (Вольфганг Кох) в созависимых, как теперь говорится, отношениях. Ей – очевидно, для работы над материалом – разрешён доступ за решётки, где рыцарь Гурнеманц (Георг Цеппенфельд) – благородный пахан, вор в законе – расцвечивает досуг заключённых контрабандным алкоголем, сигаретами и байками о святом Граале. Вряд ли Серебренников видел вышедший незадолго до его премьеры фильм французского кот-д'ивуарца Филиппа Лакота «Ночь королей», ярко смиксовавший театрализованный тюремный быт и костюмированные предания – тем интереснее рифма, объединившая работы двух непохожих художников. Король Грааля Амфортас (Людовик Тезье) превращён в почтенного узника совести, диссидента-правозащитника; неисцелимые раны он наносит себе сам – в самоубийственных столкновениях вен с бритвой; его отец Титурель на сцене не появляется вовсе – оставаясь призрачным внутренним голосом.

Самому сложному превращению подвергся Парсифаль, вагнеровский простец, «святой дурак», тот, кто должен принести спасение и Амфортасу, и осмеявшей Христа Кундри, и всему подлунному миру.

Он раздваивается на двух героев – взрослого, зрелого (и поющего) Парсифаля; великий Йонас Кауфман появляется на сцене уже во время увертюры. И, как сказано в программке, «Парсифаля прежде», юнца, который был известен как Безымянный, пока Кундри не превратила его в поп-звезду по имени Парсифаль (рождённый в Москве немецкий драматический актёр Николай Сидоренко, работавший в Кёльне с Франком Касторфом и Люком Персевалем). Первый и второй акт – воспоминания седого героя о прошлом, третий – возвращение в уже закрытую тюрьму, где по привычке – или от безысходности – остаются былые сокамерники. Вместо положенного по оперному закону белого лебедя юнец-простец убивает – в дýше, полоснув по горлу спрятанным во рту лезвием – своего ангелического любовника с вытатуированными на спине крыльями; этот эпизод, решенный в чёрно-белой стилистике Жана Жене, транслируют экраны над сценой.

Великой революции в переделке оперы нет – большинство актуальных режиссёров адаптирует старые музыкальные сказки к текущей реальности, сочиняя собственные сюжеты поверх архаичных либретто. И смелая модернизация Вагнера, предпринятая Серебренниковым, вышла, по мне, убедительнее, чем «антиутопический» вариант Дмитрия Чернякова, ставившего оперу в Берлине-2015.

Но представить такого «Парсифаля» именно в венской Staatsoper было сложнее, чем выход «Жены Чайковского» в нынешний российский прокат:

столь консервативных институций в большом оперном мире было не много. Ситуация изменилась с назначением на руководящие должности – директора и главного драматурга соответственно – Богдана Рошчича и Серджо Морабито (минувшим летом контракт с бывшим музкритиком и рекорд-менеджером Рошчичем продлён до 2030-го года). Приглашение Серебренникова прозвучало серьёзным заявлением новой команды о намерениях – причём работать над «Парсифалем» Кириллу пришлось так же дистанционно, как и в дни домашнего ареста: выезд за границу в начале прошлого года ему ещё был запрещён. И это оказалось не единственным препятствием: весной 2021-го Европу накрыла очередная волна карантинных запретов, в итоге премьеру играли в зале без зрителей, только для съёмочной группы – что заметно в первых кадрах видеоверсии.

Так наше дикое время навсегда впечаталось в документацию «Парсифаля», хотя в самой постановке, при всём её радикальном отдалении от доспехов, зачарованных замков и прочих атрибутов средневековой мифологии, прямой, обострённой привязки к календарю нет. Тюрьма – натуралистична, но и абстрактна, складывается из образов, знакомым и по социальным фотографиям, и по голливудским боевикам;

драки – как жестокие танцы.

Стерильный офис журнала Schloss определённо современен, но поменяй ноутбуки на пишмашинки – сошёл бы своей суетой за редакцию доцифрового ХХ века. Это всё – понятная, близкая сегодняшнему глазу завлекательная обёртка, в которую спрятаны древние, мучившие и Вагнера, и его далёких предшественников наваждения веры, страдания, искупления и спасения.

Национальные особенности в серебренниковской «думе о Граале» сведены к минимуму – но максимально необходимому, колюще-режущему минимуму.

Изрядно нарядный тюремный быт на сцене сопровождает «тюремный фильм» на экранах. В нём камера вплотную приближается к телам «зеков», давая крупные планы татуировок – леденящей, кондовой, бесстыдной религиозности. Ведущей не к блатному фольклору, не к средневековью – глубже, в бездны, где сквозь тьму светит невозможный, пугающий свет. А прошивают и закольцовывают спектакль кадры, в которых камера проносится над снежными лесами и разрушенной православной церковью; и отчаяние этого полёта соперничает с возносящейся ввысь музыкой. Жест исключительно духовного, масштаба Тарковского – говорю без иронии и насмешки – режиссёра.

Другие спектакли Кирилла Серебренникова в Журнале CoolConnections: «Ахматова. Поэма без героя», «Маленькие трагедии», «Барокко», «Палачи», «Декамерон», «Чёрный монах».