Автор: Леонид Александровский
Можно без всякого преувеличения сказать, что «Боевой конь» за свою историю в Национальном театре, Вест-Энде и на Бродвее стал одним из самых легендарных спектаклей 21 века. И, безусловно, одним из самых зрительских: за эти годы постановку Мэриэнн Элиотт во всех ее инкарнациях посмотрело 5 миллионов человек. Можно даже рискнуть предположить, что «Боевому коню» было кармически предписано стать спектаклем-миллионником – если учесть, что книга Майкла Морпурго, на основе которой написана пьеса Ника Стаффорда, была своеобразным трибьютом десяти миллионам боевых и тягловых лошадей, сгинувших на полях Первой мировой.
Разумеется, большинству история дружбы и военных приключений девонского паренька Альберта Нарракотта и выращенного им гнедого скакуна Джоуи известна в открыточном переложении Стивена Спилберга. Но «Боевой конь» являет собой нечастый – и оттого еще более впечатляющий – пример зрелища, которое производит куда больший эффект именно в своем сценическом воплощении. Тот факт, что даже Спилбергу не удалось переплюнуть оригинальную постановку Мэриэнн Элиотт, говорит о многом. В каком-то смысле, Элиотт в последние годы и сама превратилась в вест-эндского Спилберга: помимо «Боевого коня», ее режиссерскому перу принадлежит и другой текущий блокбастер театрального Лондона – детектив «Загадочное ночное убийство собаки». Интересно, что молодой Люк Трэдуэй, гениально солирующий в главной роли в «Убийстве собаки», начинал театральную карьеру как раз с роли Альберта Нарракотта. Эта роль вообще становится своеобразной кузницей актерских талантов: когда «Боевой конь» переехал со сцены Национального в Вест-Энд, эстафету Люка подхватил Кит Хэрингтон – ныне известный всему человечеству в образе Джона Сноу в «Игре престолов» (Game of Thrones, 2011) – а тот, в свою очередь, передоверил своего героя юному валлийцу Шону Дэниелу Янгу, играющему Альберта в нынешней версии спектакля.
Впрочем, «Боевой конь» – идеальный пример именно «режиссерского» спектакля, в котором искусство построения мизансцены, а также сценография и хореография, играют главенствующую роль. История театральной жизни скакуна Джоуи – и, соответственно, посвященного ему спектакля – началась с удивительной куклы, созданной умельцами кейптаунской Handspring Puppet Company. Технологически безупречная формула волшебного жизнеподобия кукол, создаваемых и оживляемых мастерами этого южноафриканского коллектива, зашифрована в самом названии компании (“hand” – “рука”, “spring” – “пружина”). Управляемые вручную гибкими как пружина виртуозами пластического искусства, куклы Handspring Puppet Company смогли передать мельчайшие нюансы движения и поведения лошади (и сопроводить их детализированным саундтреком «лошадиного языка»). Пример абсолютного, органического слияния марионетки и человека (в данном случае – слаженной бригады из трех человек, отвечающих за «голову», «круп» и «хвост»), кукла-Джоуи заставляет половину спектакля изумляться техническому совершенству работы кукольников, а вторую половину – постоянно ловить себя на мысли, что вы давно позабыли о рукотворной природе коня и воспринимаете его как живого.
Следующее измерение успеха «Боевого коня» – сценографическое. Живописно-световое решение спектакля помещает публику в растерзанный войной альбом карандашных зарисовок капитана Николлса, иллюстрирующих эпизодическую хронологию повествования и сопровождающих зрителя на всей длине пути его героев: из идиллического Девона сквозь охваченные сражениями Кале и долину Соммы к мирному апофеозу. И если графические стилизации Николса отдают остроумную дань «Лошади в движении» Эдварда Майбриджа - первому, докинематографическому образчику покадровой съемки – то общий визуальный облик спектакля отчетливо отсылает к апокалиптическим ноктюрнам лондонского сюрреалиста Пола Нэша, одного из выдающихся военных художников Первой мировой.
Третий принципиальный уровень построения этого незабываемого действа – музыкально-звуковой. Неудивительно, что Спилберг согласился снимать экранизацию «Коня» только после того, как самолично посетил спектакль Элиотт (выбрались на него, к слову, и королева Елизавета с супругом – то был их первый частный театральный визит за четыре года). Звуковая и шумовая мощь постановки не уступает мощи визуальной – что в эпоху стереозвука является обязательным условием и любого кинохита. Батальная шумовая палитра спектакля вливается в драматичный саундтрек Эдриана Саттона (постоянного композитора Элиотт) как вовремя подоспевшее подкрепление – в охваченный горячкой наступления полк. Но режиссеру и этого оказалось мало: еще одним, отстраняющим комментарием к действию служат фолк-песни Джона Тэмса, встраивающие героев и их треволнения в циклический аграрный календарь вечного возвращения. Этот вполне британский нюанс лишь подчеркнул универсальную природу трогательной истории дружбы человека и животного, потерявших и снова обретших друг друга на фоне первой гуманитарной катастрофы 20 века.