Легко ли на сердце от песни весёлой?

Вздорная дочь дворянина из Падуи Катарина и её муж-«укротитель» Петручио – герои Юлии Высоцкой и Алексея Розина; формально – главные, но в спектакле они – часть беззаботного карнавала безобидных интриг. Шутка 84-летнего классика – не про гендерные битвы.

Большая моссоветовская сцена уменьшена задником едва ли не вдвое – у нового «Укрощения» обаяние камерного домашнего театра. Никакой пышности, аскетичные декорации, минимум деталей – навскидку припомнишь разве что своенравный фонтанчик, дразнящий своей живительной струйкой слугу Петручио Грумио (Владислав Боковин). Главный элемент сценографии – тот самый задник, на который проецируются мультипликационные фантазии по мотивам Джорджо де Кирико. «разбавленные» игривыми стилизациями под рекламу начала ХХ века. Martini – навсегда, но по всем приметам на сцене условные 1920-е;

скандалезная Катарина – девушка эмансипе, носит каре и явно знакома с достижениями модных домов Шанель,

на Гортензио (Александр Бобровский), одном из великовозрастных женихов младшей сестры Катарины Бьянки – чёрный муссолиниевский мундир, и накладная лысина тоже придаёт сходство с дуче.

Впрочем, это всё пустяки, гримаски итальянской комедии масок; время действия – последнее, что волнует Кончаловского;

но просто время – то, что отпущено на жизнь, и слёзы, и любовь – значение имеет.

В конечном счёте о его быстром течении поставлен этот почти игрушечный, нарочито безмятежный-бесконфликтный спектакль.

Сюжет – потешные любовные игры. У падуанского богача Баптисты (Евгений Ратьков или Александр Филиппенко) две дочери на выданье; за младшей, Бьянкой (Юлия Бурова или Ксения Комарова) увивается целый рой женихов, но её руку отец готов отдать только после женитьбы старшей, Катарины, на которую желающих как раз нет – из-за огнеопасного нрава;

не паинька, а забияка.

Рискнёт Петручио – и не прогадает; у младшей тоже всё сложится – с юным Люченцио (Ваня Пищулин), до поры меняющимся дворянским платьем с пронырливым слугой Транио (Антон Аносов).

Война полов, о которой Шекспир высказался задолго до появления этого термина у Августа Стриндберга, вновь актуализирована четвёртой волной феминизма;

её радикально, поменяв гендерные принадлежности центральных персонажей комедии, обыгрывает входящий в коллекцию проекта TheatreHD спектакль Королевской Шекспировской компании «Укрощение строптивого». Впрочем, и такое уже было – в итальянской кинокомедии с Челентано и Мути; что было, то и будет, и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем; всё суета.

Кончаловский как раз не суетится, избегая любой скороспелой актуализации. На афише его имя красиво нескромно стоит рядом с именем Шекспира, однако не стоит ожидать лютого новаторства. Текст – в классически-архаичном переводе Михаила Кузмина; феминисткая повестка туманна;

да что там, само судьбоносное сражение Катарины и Петручио блекнет в шутовской круговерти амурных козней вокруг Бьянки.

Петручио – этакий жук, польстившийся на богатое приданое, Катарина – сумасбродка, принимающая «укрощение» как должное «чему быть – того не миновать»; охота за сердцем Бьянки устроена не в пример замысловатее. Тут не то, чтобы королей играла свита; тут «свита» – слуги, незадачливые женихи, удачливый Люченцио, его подлинный и поддельный папаши, наконец – тоже короли комедии.

Комедия эта про возраст; вот где битвы, но исход их предречён – не Шекспиром, природой. Рассыпающийся на глазах – даже с бороды что-то то ли сыпется, то ли капает – старец Гремио (24-летний(!) Павел Усачёв) и хмурый фашизоидный плешивец Гортензио, конечно, проиграют Люченцио.

Молодость шумит, задирается и влюбляется – не за золотые сольдо, как Петручио, без одышки и корысти.

На премьере Кончаловский, в возраст которого было бы сложно поверить без статьи в Википедии, смотрел спектакль из ложи – с улыбкой. И правда же весело.

© Фотографии Елены Лапиной предоставлены пресс-службой театра.