Доктор едет-едет...

В основе двухчасовой сюрреалистической ворожбы без антракта – одноимённый рассказ Михаила Булгакова и цикл «Записки юного врача». Инсценировка Фёдорова вторит готическому сумраку «Странной истории доктора Джекила и мистера Хайда», но завершается в светлых тонах – смертью смерть поправ.

На авансцене – тройка ледащих лошадок; подержанные старые игрушки, безобидный, кажется, антиквариат, но одна коняга подошла бы и всаднику апокалипсиса. В центре – старинный диван с встроенным портретом автора, Михаила Афанасьевича; на узкой, как полка в железнодорожном вагоне, диванной скамье ещё до начала спектакля угнездились двое. Один застыл в неудобной позе, спрятавшись за судорожно сжимаемым в руках чемоданом, другой накрылся от белого света чёрным пальто. Старт спектаклю даёт тревожный вьюжный гул; инфернального вида ямщик гонит лошадей (в программке персонаж Дениса Кугая назван Возницей – как легендарный немой хоррор 1920-го года, известный и под названием «Призрачная повозка»),

дикая тройка доставляет обоих странников в ночи на место – в снежный гроб, в сельскую глушь,

что-то типа деревни Никольское, где в военно-революционном 1917-м врачевал сам Булгаков.

С равным основанием местом действия можно счесть и внутренний мир – Фёдоров, уже традиционно выступающий и художником-постановщиком, бежит от реализма: небо со звёздами и полумесяцем – разрисованная фанера, человеческие тела – серые мешки с беспорядочно торчащими конечностями, лампа в операционной – раскорячивший щупальца мутант, вдохновлённый не иначе как «Войной миров»,

и хмурые маковые головки прорастают сквозь дощатый настил,

и в бесконечной видеопроекции, сочно (если не избыточно) заполняющей фон, мелькают и рваные силуэты с картин Эгона Шиле, и экран айфона, подсказывающий, что за современная песня вторгается в инспирированный Булгаковым мир.

Фёдоров в каком-то смысле ставит «всего Булгакова»: в прологе с призрачной поездкой сквозь электронные пульсации пробивается бормотание пса из «Собачьего сердца», фельдшерице Анне Николаевне (Наталья Петрова) припомнят Аннушку, которая разлила масло.

Это, вроде бы, виньетки, позёрские мелочи, только Фёдоров – не позёр, а вдумчивый автор, пересказывающий реалистические булгаковские сюжеты на совсем ином, фантасмагорическом языке чудаковатой, почти мультипликационной клоунады.

Но так, что и рандеву человека с большой историей, и особый, восходящий к Гоголю, невесёлый смех, и пропитывающий быт мистицизм – всё булгаковское – остаются в неприкосновенности; живая, как говорится, классика.

Главных героев в спектакле двое; первый, названный просто Доктором (Александр Овчаренко) – лунный Пьеро с выбеленным лицом, второй, Поляков (Камиль Хардин) – брутальный Арлекин. На самом деле, главный герой в спектакле – один: Овчаренко и Хардин играют разные человеческие ипостаси, уже помянутых выше Джекила и Хайда; Фёдоров формирует «собирательный образ» – на сцене разом и трепетный миляга-рассказчик из «Записок», и оба врача из «Морфия», литературный правопреемник «юного врача» Бомгард и наркоман-самоубийца Поляков. Доктор – «моложавый так, что просто удивительно» тихоня; восторженно попискивает, переступив порог земской больницы, фаустовское «Привет тебе, приют священный!»; дрожит от страха – «Я похож на Лжедмитрия!» – что вот сейчас как нагрянут и грыжа, и гнойный аппендицит, и сложные роды; потешно храбрится – «всех в ванну посажу!» Сергей Васильевич Поляков – зрелый муж, «с детства отличался громаднейшей силой воли»; прячется в этом гиблом липовом Никольском от любовных терзаний: он, как и однофамилец из булгаковского рассказа, пережил несчастливый роман с оперной певицей. Умница Фёдоров заимствует «громадный голос, данный тёмной душонке» у Бет Гиббонс:

из патефона раздаётся божественная нечеловеческая музыка Portishead.

Поляков и попробует роковое вещество: «Это правда морфий? А мне не будет?». Нет, не будет. Наоборот, боль уйдёт, боли нет, хорошо. На время.

Наступает первый операционный день. Один, белый, кромсает (те самые тела-тюки; среди то ли ампутированных, то ли едва появившихся из материнского лона на свет органов мелькнёт аполлонический бюст – привет гипсовым Толстым и Достоевским, украшающим зрительный зал Псковской драмы), другой, серый, танцует;

обоих – ломает.

Эпизод – ключ к сложно придуманному спектаклю, говорящему не то, чтобы о простых, но о знакомых каждому вещах, чувствах и испытаниях.

Там – за бревенчатыми стенами деревенской больницы или кулисами театра – происходит революция, там – метель, волки, бесконечный поток неграмотных страждущих, здесь – сердце, что расколото вдрызг, как пластинки.

И ключи от аптеки теряют ценность, и любые уколы перестают помогать; последний будет сделан в глаза; в очередной раз доверившийся мягким рукам Анны Николаевны Поляков пустит чёрную слезу.

Но театр – не жизнь, в нём хэппи энд – реальность;

на спусковой крючок браунинга нажимает тёмный двойник; светлый Айболит-Пилюлькин переходит с мультяшных на человеческие интонации и раскрывает объятия спасённой маленькой пациентке. Если сочтёте такой финал утешительно популистским, Бог вам судья.

© Фотографии Игоря Ефименко предоставлены пресс-службой театра.
Другие спектакли Антона Фёдорова в Журнале CoolConnections: «Ревизор», «Пьяные», «Петровы в гриппе», «Буковски», «Ребёнок».